Фестиваль, определивший эпоху: как «Вудсток» стал символом мира и любви

15 августа исполняется 50 лет «Вудстокской ярмарке музыки и искусств», более известной просто как «Вудсток». За три августовских дня 1969 года фестиваль посетило примерно 400 тысяч человек — и именно этот грандиозный масштаб, невиданный как до, так и после, навсегда его обессмертил. «Вудсток» оказался самым массовым событием эпохи расцвета контркультуры в США конца 1960-х годов — и остался в истории одним из ее главных символов. Олег Соболев разобрался, как именно «Вудсток» стал культурной реликвией.

Самое подходящее слово, которым можно описать «Вудсток», — «мифический». Парадоксально мифический. Фестивалю посвящены сотни книг и статей, десятки сборников рассказов очевидцев, документальные и художественные фильмы, а к 50-летию даже выпущен бокс-сет со всеми 36 прозвучавшими на нем часами музыки, — казалось бы, если и есть более тщательно задокументированное событие в истории популярной культуры, то его еще нужно вспомнить. Но почти все эти свидетельства не объясняют, а именно что мифологизируют «Вудсток», представляя его совсем не таким, каким он, скорее всего, был в реальности.

«Скорее всего» — потому что наверняка реконструировать «Вудсток» тоже невозможно. Исторические документы — кинохроника, фотографии, выдержки из прессы, — как правило, трактуют его крайне пристрастно. Воспоминания участников событий — особенно если учесть состояния, в которых многие из них провели фестиваль, — часто оказываются неполными, неверными, не соответствующими друг другу или просто выцветшими за давностью лет. Да и в целом эпоха хиппи, рок-музыки и свободной любви, которую «Вудсток» олицетворяет в массовом воображении, осталась в истории как набор стереотипов и легенд, нежели общеизвестных фактов. «Вудсток» — это миф, с какой стороны на него ни взгляни.

Даже история того, как был придуман «Вудсток» — тщательно исследованная, изученная и широко задокументированная, — и та в коротком пересказе будет больше всего походить на байку. Деньги на организацию фестиваля выделили Джон Робертс и Джоэл Розенман — два нью-йоркских финансиста, которым в 1969 году было чуть больше двадцати и которые до этого никогда не вкладывались в концерты. Более того, единственный проект, в который Робертс и Розенман до этого вообще инвестировали, — сверхсовременная звукозаписывающая студия на Манхэттене — не то что не приносил им прибыли, а находился в стадии затяжного строительства. Зато именно их активность в звукозаписывающем бизнесе привлекла внимание другой парочки интересных персонажей — Майкла Лэнга и Арти Корнфельда.
Лэнг был владельцем хедшопа — магазина приборов для курения травы — и по совместительству концертным промоутером, у которого за спиной была организация фестиваля в Майами с Джими Хендриксом в качестве хедлайнера. Корнфельд — профессиональным сонграйтером, дослужившимся в середине 1960-х до должности вице-президента Capitol Records по подбору и продвижению исполнителей, и невероятным кокаиновым фриком, ежедневно поглощавшим несколько граммов наркотика. Вместе они тоже мечтали построить студию — но небольшую, в местечке Вудсток в штате Нью-Йорк, известном еще с начала века как городок музыкантов и художников, где в то время жил и записывался Боб Дилан, — и именно с этой мечтой в поисках финансов вышли на Робертса и Розенмана. Те оказались откровенно не впечатлены затеей — но, оценив резюме Корнфельда и промоутерские навыки Лэнга, предложили им организовать в Вудстоке летний концерт. Робертс и Розенман надеялись, что их новые знакомые смогут убедить известных музыкантов выступить вместе в одной вечерней программе на публику масштаба пары-тройки десятков тысяч человек — и тем самым принести ее организаторам неплохую прибыль. Лэнг и Корнфельд согласились попробовать. Так в январе 1969-го все четверо стали совладельцами компании «Вудсток Венчурс». Капиталом послужило наследство, которое Джон Робертс получил от своего деда, в первой половине прошлого века разбогатевшего на продаже средства для отбеливания зубов.

Разумеется, Робертс и Розенман, выросшие в кругах высшего общества, окончившие университеты Лиги плюща и вскормленные американским капитализмом, были предпринимателями совершенно другой породы, чем Лэнг и Корнфельд. Разумеется, это создало проблемы. Как и следовало хиппарям, отягощенным аддикциями, Лэнг и Корнфельд работали куда медленнее и хуже, чем того хотелось их инвесторам. Притом что концерт был назначен на август, «Вудсток Венчурс» смогли забукировать первых музыкантов — группу Creedence Clearwater Revival — только лишь в апреле. И хотя следом Лэнг и Корнфельд быстро подписали еще пару десятков других групп и исполнителей — отчего концерт в итоге и разросся до многодневного фестиваля, — промоутеры все равно умудрились получить гигантское количество отказов.

Но по-настоящему серьезно они провалились с местом проведения фестиваля. Планируя в этом качестве парк в городе Уоллкилл, Лэнг и Корнфельд умудрились влезть в затяжной, продлившийся аж до июля, конфликт с местными властями, которые в итоге запретили фестиваль официально. Запасного места его проведения промоутеры, разумеется, не имели — и в конечном счете, осознав всю бесполезность своих партнеров, решать вопрос выехали сами Робертс и Розенман. Путем хаотичных поисков они вышли на фермера по имени Макс Ясгур из городка Бетел, который согласился выделить землю вопреки протестам и угрозам со стороны соседей. Правда, Робертсу с Розенманом пришлось наврать властям Бетеля: хотя к моменту переноса фестиваля организаторы уже умудрились продать больше 180 тысячи билетов, официальным лицам они сообщили, что рассчитывают на аудиторию всего в 50 тысяч человек.Откуда, несмотря на проблемы с организацией, взялась цифра в 180 тысяч проданных билетов? Есть объяснения банальные: реклама, лайнап из известных исполнителей, разница в шесть долларов (по нынешнему курсу — $40) между билетами по предзаказу и билетами на входе. Но гораздо большую роль во внезапной популярности «Вудстока» сыграли публичные прения с властями Уоллкилла. Они широко освещались в американской прессе, причем чаще всего газеты подавали конфликт промоутеров фестиваля с городскими чиновниками как борьбу между грязными хиппи и старыми добрыми американцами. Такая риторика привлекала молодых посетителей: в Лэнге и Корнфельде, которые тщетно пытались отстоять право на проведение фестиваля, юные зрители видели настоящих носителей бунтарского духа, которые пошли против истеблишмента.

Впрочем, посмотреть на героев рок-музыки, будучи по колено в грязи — а именно ее нанесло дождями на землю фермы Ясгура в день проведения «Вудстока», — приехало аж в два раза больше человек, чем ожидали сами организаторы. Из-за чрезвычайного наплыва посетителей уже за несколько дней до начала Лэнг, Корнфельд, Робертс и Розенман решили пожертвовать доходами, свернуть продажу билетов на месте и сделать вход на фестиваль бесплатным для всех. Разумеется, это означало, что фестиваль не окупится, что в итоге и случилось. Помимо прочего, решение организаторов открыть проход, возможно, лишь усугубило ситуацию с наплывом народа: в литературе про «Вудсток» часто встречается мнение, что новости об отмене платного входа вообще побудили приехать многих до того не собиравшихся в Вудсток людей.

Удивительно, что при этом фестиваль прошел практически без инцидентов, хотя два человека все-таки погибли, пусть и не по вине организаторов: один не рассчитал дозу инсулина, а другого, расположившегося спать на территории соседа Ясгура, задавил во сне трактор. Вероятно, как раз благодаря своему относительному спокойствию, помноженному на масштаб, «Вудсток» многими до сих пор воспринимается как некий идеал музыкального фестиваля. Даже больше — как доказательство того, что перед музыкой способны капитулировать иррациональность и опасность, присущие экспрессивной толпе. Но такой ход мысли все-таки немного самообман. Аудитория «Вудстока» не сформировала единого скопления людей, а, наоборот, постоянно разделялась на отдельные группы. Объяснялось это многими факторами, но стоит выделить три основных. Во‑первых, система звукоусиления, которой была оборудована сцена фестиваля, была относительно слабой и толком не доводила звук дальше нескольких десятков тысяч человек — поэтому огромная часть посетителей «Вудстока» оказалась отрезана от музыки и, соответственно, была во многом предоставлена самой себе. Во‑вторых, выступления, в отличие от нынешних времен, на «Вудстоке» продолжались и ночью — так что логично предположить, что некоторые зрители предпочли сон возможности прочувствовать единение с музыкой; во всяком случае Джон Фогерти из Creedence Clearwater Revival, выступавших в три часа утра, аттестовал выступление собственной группы фразой: «Как бы мы ни старались, полмиллиона находились в отключке. Это напоминало сцену из Данте: в преисподней полмиллиона сцепившихся тел дрыхнут в грязи». В-третьих, в условиях наплыва посетителей возник дефицит еды и воды — отчего многим из прибывших в «Вудсток» пришлось хотя бы один раз покинуть место действия фестиваля и отправиться в Бетел или другие близлежащие населенные пункты в поисках провианта.

Но несмотря на эти (и другие) логистические и бытовые проблемы, «Вудсток» наверняка запомнился большинству посетителей как стопроцентно положительное событие. Для 1969 года три дня и три ночи музыки были невиданной роскошью, да и ощущение причастности к настолько масштабному событию должно было отзываться в сердцах. Стоит помнить, что в то время Америка еще толком не отошла от произошедших годом ранее разгромов протестов во время конвенции Демократической партии в Чикаго, когда полиция впервые в современной истории страны организовано атаковала колонны мирных граждан. Эта история на довольно длительное время стала самой обсуждаемой в американских СМИ, подаваемой при этом как пример болезненной разобщенности общества, — и не задумываться о ней было невозможно. Для многих людей, даже далеких от музыки, «Вудсток» с его миролюбивыми толпами выступал противоядием плохим новостям.

Поэтому фестиваль еще несколько лет оставался для американцев важнейшей культурной вехой эпохи. Первую общественно значимую попытку осмыслить его наследие и поностальгировать по трем дням на ферме Ясгура предпринял режиссер Майкл Уэдли в своем документальным фильме 1970 года «Вудсток». Эта собравшая невероятную кассу по всему миру картина стала, как известно, одной из немногих неигровых кинолент, номинированных на «Оскар» за лучший монтаж. Работу аж шести режиссеров монтажа, указанных в титрах «Вудстока» (в числе которых есть Мартин Скорсезе и Тельма Шунмейкер), действительно можно рассматривать как мастерский пример искусства создания цельного нарратива из гигантского массива отснятого материала. А можно — как феноменальный образец жульничества.

«Вудсток», при всех его кинематографических достоинствах, рассказывает о фестивале ограниченным и пристрастным образом. Это легко понять, даже если не знать, что деньги на его съемки выбил Арти Корнфельд, один из организаторов. Все немузыкальные сцены фильма, кого бы они ни касались, изображают «Вудсток» оплотом свободы для молодых и диких, кусочком рая, где посетители могли немного сходить с ума и не думать о последствиях. Мораль читается вполне отчетливо: безумие, непринужденность и любвеобильность аудитории «Вудстока» — бархатный протест против консервативной Америки конца 1960-х, с ее бесконечной войной во Вьетнаме, и зависимости от переживших свое ценностей. Но стоит чуть пристальнее изучить контекст самой эпохи, и становится ясно, что фильм — и, шире, сама идея «Вудстока» — фактически выражает протест лишь определенной прослойки американцев, белых молодых людей, которые выросли в относительном спокойствии и которые могли себе позволить избрать эскапизм в качестве орудия борьбы против реальности. Не просто документируя, а намеренно воспевая хиппи, «Вудсток» игнорирует бесплодность их идеологии, которая очень хорошо видна в исторической перспективе.