В рамках ежегодных гастролей Театра балета Бориса Эйфмана при поддержке Открытого фестиваля искусств «Черешневый лес» 25–27 июля на Исторической сцене Большого театра состоятся премьерные показы спектакля «Эффект Пигмалиона» на музыку Иоганна Штрауса-сына. Накануне гастролей с постановщиком балета и художественным руководителем театра Борисом Эйфманом побеседовал Сергей Николаевич

У Пигмалиона в спектакле Эйфмана осталась только одна половина имени — Лион. Он сам не способен любить, зато путем безжалостной муштры сумеет из трущобной девицы Галы (опять же сокращенное имя Галатеи) сделать чемпионку в бальных танцах. Собственно, как это происходило и что из этого вышло — главный сюжет нового балета «Эффект Пигмалиона».

Борис Эйфман лихо расправился с мифом и его многочисленными интерпретациями, где на первый план обычно выходила влюбленность автора в свое произведение. В его спектакле никто никого не любит, зато все зациклены на идеальной синхронности движений, доведенных до компьютерной выверенности и нечеловеческой точности. Из диковатого, но живого создания непонятного пола в мешковатых штанах в итоге получается кукла-автомат с застывшим красивым фарфоровым лицом, способная на самые невероятные кульбиты и па. По замыслу Эйфмана, эта бездушная механистичность легко может привести к успеху, но способна ли она кому-то гарантировать счастье? И вообще, что такое счастье на танцполе, где вальсируют герои под музыку Иоганна Штрауса-сына?

Балет задуман сложнее, чем можно было бы предположить. Он завораживает беспрерывным потоком танца, яркими всплесками эмоций, чаплиновской иронией. А в качестве обязательной уступки любителям хеппи-энда — некая прекрасная иллюзия в финале. То ли сон, то ли мечта, где главные герои, преодолев все сословные различия и психологические разногласия, соединяются в нежном объятии. Впрочем, обманываться на счет перспектив союза Лиона и Галы не стоит. У Эйфмана каждый побеждает или гибнет в одиночку. Таков закон жизни, таков закон его театра: танец неистовым вихрем сметает все на своем пути. Главное — ритм, деятельный и безумный ритм, который подчиняет себе и не дает расслабиться ни на мгновение. Ни артистам, ни зрителям. Наверное, в этом и заключается главный «Эффект Пигмалиона» и тайный замысел Борис Эйфмана.

— Путь к замыслу был не таким уж тернистым, — признается Борис Яковлевич. — Мировая культура знает множество интерпретаций античного мифа, который стал сюжетной основой нашей премьеры. Им вдохновлялись художники, скульпторы, поэты, писатели, кинематографисты. Мне было интересно создать свою оригинальную трактовку, демонстрирующую новые возможности балетного театра. Действие «Эффекта Пигмалиона» перенесено в мир бальных танцев, а преображение главной героини, стремящейся стать артисткой, происходит на пластическом уровне. Понятие метаморфозы — ключевое для нового балета. Для меня очень важно, что выбранная для спектакля тема позволяет показать героев в развитии, избежав заданных статичных образов. Это многократно усиливает динамизм постановки, делает ее внутреннюю драматургию по-настоящему яркой. В нашем репертуаре и ранее были «балеты о балете». Сюда можно отнести и «Красную Жизель», и «Мусагета», и «Чайку» (в ней классические чеховские герои превращены в танцовщиков). «Эффект Пигмалиона» в какой-то степени продолжает подобную смысловую линию. Наш новый спектакль — об уникальной силе искусства танца, которое может помочь человеку кардинально измениться и реализовать свой внутренний потенциал.

— Как часто в своей жизни вы чувствовали себя Пигмалионом?

— Труд хореографа, создающего из артистов — как правило, мало что умеющих поначалу — блестящих танцовщиков, можно сравнить с работой ваятеля. В такой параллели не будет никакой натяжки. К нам в театр приходят выпускники балетных училищ, зачастую владеющие лишь азами танца. У нас они осваивают совершенно новый пластический язык и обнаруживают в себе те способности, о которых прежде даже не догадывались. И наградой за тяжелый труд в зале и на сцене становятся слава, признание, многочисленные регалии. Да, наши артисты в немалой степени являются моими «творениями». Однако я также могу назвать их своими сотворцами.

— В какой мере на выбор темы повлиял знаменитый телебалет Дмитрия Брянцева с Екатериной Максимовой и Марисом Лиепой?

— Я, конечно же, хорошо знаю этот фильм-балет. Но говорить, что он каким-либо образом повлиял на мой выбор, — явное преувеличение. Точно так же, создавая спектакль «Роден, ее вечный идол», я не ориентировался на хореографические миниатюры Леонида Якобсона. При этом искренне считаю его своим учителем и великим мастером. Понимаете, я всегда стремлюсь открывать новое, находить те творческие решения, которые были неведомы моим предшественникам. И даже если речь идет о канонических сюжетах и источниках, будь то сюжет о Пигмалионе или роман «Анна Каренина», я выбираю метод чтения между строк, поиска неизвестного в известном. Такой путь — невероятно трудный и интересный одновременно. Если же говорить о фильмах, реально повлиявших на меня при работе над «Эффектом Пигмалиона», то следует вспомнить фильмы Чаплина. Я специально пересматривал его комедии и в очередной раз убеждался: талантливо рассмешить зрителя намного сложнее, чем заставить рыдать.

snob.ru